Современное телевидение и документальный кинематограф: спасение или гибель?
5 октября 2018 года в Екатеринбурге
на XXIX Открытом фестивале документального кино «РОССИЯ»
состоялся масштабный круглый стол
на XXIX Открытом фестивале документального кино «РОССИЯ»
состоялся масштабный круглый стол
Алевтина Чинарова, киновед, профессор ВГИК, Москва: В свое время к телевидению ушла часть функций, которые изначально выполнял кинематограф. Кино, телевидение и другие виды экранной культуры стали интенсивно развиваться где-то во второй половине прошлого века и сложились в мощную аудиовизуальную культуру, которая является феноменом эры технической, а теперь и эры компьютерной, электронной. Я совсем недавно купила книжку, которая называется «Цифровое искусство», то есть уже «цифра» называется искусством.
Так вот, собственно, о чем нам говорить? Взаимодействие кино и телевидения разнообразно. При этом я считаю, что сужать взаимодействие экранной культуры только в рамки кино и телевидения недостаточно.
Важно понимать, что представляет собой экранная культура (или более обобщенно – аудиовизуальная культура) и как она функционирует. Здесь возникают и моменты экономического характера, и моменты эстетического характера, и моменты, связанные со сферой управления культурой. Все это должно нами учитываться. Каждый вид экранной культуры имеет специфический продукт, особенность которого связана прежде всего с той системой условностей, которая отличает тот или иной вид экранной культуры. Для кино это одно, для телевидения – другое, для цифры – третье. При всем при том, что каждый вид экранной культуры имеет свой специфический продукт, каждый из этих видов является транслятором продуктов смежных видов. Это очень важный момент. Образуются сети распространения. И эти сети распространения создают особую специфику.
Что я имею в виду? Мы можем смотреть кино по телевидению. Мы можем в кино смотреть телевизионные фильмы – доказательство тому этот фестиваль. Мы можем смотреть кино, телевизионные передачи в интернете. Это все сети распространения. Экономика экранной культуры и ее язык тесно взаимосвязаны. Почему я ставлю вопрос прежде всего об экономике? Принципы управления этими сетями являются единой системой. Экранная культура представляет собой единую открытую систему: один вид уже не существует без другого! И здесь встает вопрос об управлении.
Мы знаем, что кино у нас относится к Министерству культуры. Остальные виды экранных искусств – к совсем другому ведомству. И я считаю, что здесь проявляется недальновидность наших властных структур, которые не понимают этот сетевой принцип функционирования экранной культуры. Почему? Сегодня Министерство культуры подсчитывает доходы от кино исключительно по реализации его в киносети. А все другие сети называются «вторичными рынками», но они сегодня могут быть гораздо более емкими, чем рынок первичный! Это недальновидно: и с точки рения финансовой политики, и с точки зрения организационной. Кино в сущности должно управляться из единого центра. Во всяком случае, строить какую-то политику развития кинематографа, в том числе документального, телевидения, цифрового искусства, вне контекста невозможно. Все эти виды очень тесно взаимодействуют друг с другом. И кинокультура так или иначе наследуется, является частью культуры телевизионной.
Конечно, самая трагическая ситуация сложилась для документалистики. Потерять нам документалистику ни в коем случае нельзя, потому что эта кинокультура, если утратится – уже никогда не вернется. Хотя есть закон в культуре: новое приходящее не заменяет старое, а его наследует, аккумулирует в себе. Это железный закон и есть надежда, что наша документалистика никуда не уйдет и будет наследоваться и в других видах экранной культуры.
Сегодня на этом круглом столе мы ставим вопрос о кино и телевидении. Но вместе с тем телевидение сегодня, в связи с развитием цифровых технологий тоже достаточно уязвимо Молодежь практически не смотрит телевизор! Телевизионный экран в основном – это экран для людей от 40-50 лет. Вопрос зрителя – один из самых главных. Здесь на фестивале мы видим много хороших фильмов, и я каждый раз думаю, как же так? Почему этого не видят? Мы говорим о патриотизме, о воспитании молодого поколения. Очень важно, чтобы это видели и знали. В Екатеринбурге удивительная аудитория, потому что она здесь сложилась. Но везде по России документалистику не смотрят! И не смотрит прежде всего молодежь.
Документальное кино трудно попадает на телевидение. Документальное кино – это кино, которое должно финансироваться из государственного бюджета. Это кино не должно быть рассчитано на получение прибыли! К сожалению, политика Министерства культуры сориентирована прежде всего на получение средств, на финансовую отдачу. В каком-то смысле это понятно… Поэтому основное внимание уделяется игровому кино и анимации.
Еще раз повторю: документалистику нельзя потерять! Галина Семеновна (Прожико) очень точную вещь сказала: телевизионный фильм, кинофильм – ключевое слово «фильм». Фильм – это феномен культуры, это феномен искусства. И чем более это искусство – тем более оно трогает зрителя.
Я прошу вас подумать. Спасение документалистики: как вы это представляете? Важно ваше мнение. Как вы считаете, как выжить документалистике в эпоху, когда любой экранный продукт рассматривается с точки зрения его коммерческого потенциала?
Так вот, собственно, о чем нам говорить? Взаимодействие кино и телевидения разнообразно. При этом я считаю, что сужать взаимодействие экранной культуры только в рамки кино и телевидения недостаточно.
Важно понимать, что представляет собой экранная культура (или более обобщенно – аудиовизуальная культура) и как она функционирует. Здесь возникают и моменты экономического характера, и моменты эстетического характера, и моменты, связанные со сферой управления культурой. Все это должно нами учитываться. Каждый вид экранной культуры имеет специфический продукт, особенность которого связана прежде всего с той системой условностей, которая отличает тот или иной вид экранной культуры. Для кино это одно, для телевидения – другое, для цифры – третье. При всем при том, что каждый вид экранной культуры имеет свой специфический продукт, каждый из этих видов является транслятором продуктов смежных видов. Это очень важный момент. Образуются сети распространения. И эти сети распространения создают особую специфику.
Что я имею в виду? Мы можем смотреть кино по телевидению. Мы можем в кино смотреть телевизионные фильмы – доказательство тому этот фестиваль. Мы можем смотреть кино, телевизионные передачи в интернете. Это все сети распространения. Экономика экранной культуры и ее язык тесно взаимосвязаны. Почему я ставлю вопрос прежде всего об экономике? Принципы управления этими сетями являются единой системой. Экранная культура представляет собой единую открытую систему: один вид уже не существует без другого! И здесь встает вопрос об управлении.
Мы знаем, что кино у нас относится к Министерству культуры. Остальные виды экранных искусств – к совсем другому ведомству. И я считаю, что здесь проявляется недальновидность наших властных структур, которые не понимают этот сетевой принцип функционирования экранной культуры. Почему? Сегодня Министерство культуры подсчитывает доходы от кино исключительно по реализации его в киносети. А все другие сети называются «вторичными рынками», но они сегодня могут быть гораздо более емкими, чем рынок первичный! Это недальновидно: и с точки рения финансовой политики, и с точки зрения организационной. Кино в сущности должно управляться из единого центра. Во всяком случае, строить какую-то политику развития кинематографа, в том числе документального, телевидения, цифрового искусства, вне контекста невозможно. Все эти виды очень тесно взаимодействуют друг с другом. И кинокультура так или иначе наследуется, является частью культуры телевизионной.
Конечно, самая трагическая ситуация сложилась для документалистики. Потерять нам документалистику ни в коем случае нельзя, потому что эта кинокультура, если утратится – уже никогда не вернется. Хотя есть закон в культуре: новое приходящее не заменяет старое, а его наследует, аккумулирует в себе. Это железный закон и есть надежда, что наша документалистика никуда не уйдет и будет наследоваться и в других видах экранной культуры.
Сегодня на этом круглом столе мы ставим вопрос о кино и телевидении. Но вместе с тем телевидение сегодня, в связи с развитием цифровых технологий тоже достаточно уязвимо Молодежь практически не смотрит телевизор! Телевизионный экран в основном – это экран для людей от 40-50 лет. Вопрос зрителя – один из самых главных. Здесь на фестивале мы видим много хороших фильмов, и я каждый раз думаю, как же так? Почему этого не видят? Мы говорим о патриотизме, о воспитании молодого поколения. Очень важно, чтобы это видели и знали. В Екатеринбурге удивительная аудитория, потому что она здесь сложилась. Но везде по России документалистику не смотрят! И не смотрит прежде всего молодежь.
Документальное кино трудно попадает на телевидение. Документальное кино – это кино, которое должно финансироваться из государственного бюджета. Это кино не должно быть рассчитано на получение прибыли! К сожалению, политика Министерства культуры сориентирована прежде всего на получение средств, на финансовую отдачу. В каком-то смысле это понятно… Поэтому основное внимание уделяется игровому кино и анимации.
Еще раз повторю: документалистику нельзя потерять! Галина Семеновна (Прожико) очень точную вещь сказала: телевизионный фильм, кинофильм – ключевое слово «фильм». Фильм – это феномен культуры, это феномен искусства. И чем более это искусство – тем более оно трогает зрителя.
Я прошу вас подумать. Спасение документалистики: как вы это представляете? Важно ваше мнение. Как вы считаете, как выжить документалистике в эпоху, когда любой экранный продукт рассматривается с точки зрения его коммерческого потенциала?
Андрей Титов, кинорежиссер, модератор пресс-клуба конкурса телевизионного документального кино, Екатеринбург: Я не силен в медицинских диагнозах, но что касается «государевой политики»… она иногда напоминает рассеянный склероз. Когда одна государева рука не представляет, что делает другая государева рука. То есть, «минкультовская рука» сделала документальные фильмы, но рука государственного телевидения говорит: «А зачем?». Очень хочется подружить эти руки. Есть один из вариантов, который приходил мне на ум. По итогам сезона документального кино действует экспертный совет при Минкульте, который оценивает фильмы, определяет двадцатку лучших. И все. Ничего, кроме жалости, к бедным членам экспертного совета, отсмотревшим 240 конкурсных работ, это не вызывает, потому что нет никакого результата: например такого, чтобы авторам лучших фильмов выделяли деньги в следующий раз, а оставшимся в последней полусотне – денег больше не давать. То есть каких-то стимуляций от деятельности этого экспертного совета не видно уже на протяжении трех лет. Я считаю, что в этом экспертном совете должны быть представители телевидения (50/50) и при совместной работе двух государевых рук первая двадцатка лучших фильмов была бы рекомендована к показу на телевидении. Нужно показать, что это решили не только документалисты, но и телевизионщики. Это бы стимулировало производителей документального кино и стимулировало бы интерес телевидения к документальному кино.
Алевтина Чинарова: Идея хорошая, но, кажется, совершенно не реализуемая. И знаете почему? Телевидение совершенно не по такому принципу работает. Зачем ему ваше мнение? У каждого канала есть своя политика, свои студии, с которыми они работают. Иногда они фильмы покупают, но только такие, которые отвечают их политике. Мне кажется, что эти демократические принципы, которые вы предлагаете, вряд ли возможны.
Екатерина Толдонова, кинорежиссер, участница конкурса телевизионных документальных фильмов, Москва: Меня немножко задело про экспертное жюри. Я вхожу в состав экспертного жюри. И хочу сказать, что у телевидения одни задачи, а у авторского кино совершенно другие. И, к сожалению, так как современное телевидение не несет ни просветительской функции, ни образовательной, а исключительно развлекательную, объединить эти два мира почти невозможно. И если вы попробуете, Андрей, продать свой фильм на канал, вам его разберут от сценария… Придет редактор и перепишет весь сценарий, заставит все перемонтировать, доснять. Вы свое кино авторское не узнаете никогда! Вы 20 раз захотите снять свою фамилию с титров. Фильм получится хороший. Его посмотрят 100 миллионов. У вас будет колоссальная аудитория! Но будет ли это ваше кино?
Алексей Барыкин, кинорежиссер, участник конкурса телевизионных документальных фильмов, Казань: Мне в феномене документального кино интересны даже не новые средства доставки, «доставки контента», электронные. Времена меняются, и эти времена меняют не только механизм распространения фильмов и форму фильмов. Они меняют пластику восприятия и даже форму мозгов зрителя. Мне нравится сопоставлять документальное кино с оперой. 19 век, период расцвета оперы. Нет кассет, компакт-дисков. Единственный способ послушать музыку – это прийти в театр и послушать вживую. И опера безумно популярна, причем у разных кругов общества. Затем музыка начинает очень сильно расслаивается. И посещение оперы – это уже не то, что тебе интересно в жизни. А некий такой эстетический акт, у которого небольшая, но верная и преданная аудитория. И это приводит к тому, что опера останавливается в своем развитии. По миру курсируют одни и те же оперы, а новые не создаются. Получается, что они не востребованы. Для меня, например, важно понять, что в документальном кино сейчас ложится на пластику восприятия современного зрителя. И я прихожу к тому, что молодой зритель привык воспринимать интернет-контент. Интернет-контент дается достаточно маленькими порциями. Ролик на пять минут или видео с котиком, который упал с дивана, будет всегда популярнее, чем оскароносный фильм. И появляются какие-то новые форматы – например, то, что делал Паша Костомаров со «Сроком»… Понятно, что это политический проект, но есть и другие проекты! Меня поразил недавний проект: какой-то обычный человек, не документалист, живет в каком-то маленьком городе. И вот он выходит на улицу, ставить камеру и снимает – а там вообще ничего не происходит. И собака не пробежит! Он долго держит это длинным кадром и говорит: «Блин, ну ни хрена же не происходит! Ну чё за город!». В этот же вечер другой выпуск этого же блога. Человек этот ходит по разным точкам этого же города и снимает, как там ничего не происходит. Это как сегодня ставили фильм – «уехать или не уехать из деревни» – та же самая идея, но она показана другим образом. Это маленькими кусочками целый цикл. И это так смешно, так захватывающе и так свежо! Естественно, это нельзя смотреть долго и не всем понравится. Но в этом какая-то современность восприятия что ли. Может быть, документальное кино в том высоком смысле, в котором оно представлено на канале «Россия», оно уже из области эстетизированного высокого искусства, как опера, у которой есть свой преданный зритель, а современному зрителю нужна какая-то совершенно новая пластика подачи документального материала, которая еще, может быть, не найдена. Но эти проекта типа «Срока», типа блогов этих авторских – может быть, они дают вектор в каком-то новом направлении что ли. У меня нет ответа. Это вопросы, которыми я задаюсь. Тот, кто найдет ответ, будет очень успешным известным богатым человеком.
Алевтина Чинарова: Идея хорошая, но, кажется, совершенно не реализуемая. И знаете почему? Телевидение совершенно не по такому принципу работает. Зачем ему ваше мнение? У каждого канала есть своя политика, свои студии, с которыми они работают. Иногда они фильмы покупают, но только такие, которые отвечают их политике. Мне кажется, что эти демократические принципы, которые вы предлагаете, вряд ли возможны.
Екатерина Толдонова, кинорежиссер, участница конкурса телевизионных документальных фильмов, Москва: Меня немножко задело про экспертное жюри. Я вхожу в состав экспертного жюри. И хочу сказать, что у телевидения одни задачи, а у авторского кино совершенно другие. И, к сожалению, так как современное телевидение не несет ни просветительской функции, ни образовательной, а исключительно развлекательную, объединить эти два мира почти невозможно. И если вы попробуете, Андрей, продать свой фильм на канал, вам его разберут от сценария… Придет редактор и перепишет весь сценарий, заставит все перемонтировать, доснять. Вы свое кино авторское не узнаете никогда! Вы 20 раз захотите снять свою фамилию с титров. Фильм получится хороший. Его посмотрят 100 миллионов. У вас будет колоссальная аудитория! Но будет ли это ваше кино?
Алексей Барыкин, кинорежиссер, участник конкурса телевизионных документальных фильмов, Казань: Мне в феномене документального кино интересны даже не новые средства доставки, «доставки контента», электронные. Времена меняются, и эти времена меняют не только механизм распространения фильмов и форму фильмов. Они меняют пластику восприятия и даже форму мозгов зрителя. Мне нравится сопоставлять документальное кино с оперой. 19 век, период расцвета оперы. Нет кассет, компакт-дисков. Единственный способ послушать музыку – это прийти в театр и послушать вживую. И опера безумно популярна, причем у разных кругов общества. Затем музыка начинает очень сильно расслаивается. И посещение оперы – это уже не то, что тебе интересно в жизни. А некий такой эстетический акт, у которого небольшая, но верная и преданная аудитория. И это приводит к тому, что опера останавливается в своем развитии. По миру курсируют одни и те же оперы, а новые не создаются. Получается, что они не востребованы. Для меня, например, важно понять, что в документальном кино сейчас ложится на пластику восприятия современного зрителя. И я прихожу к тому, что молодой зритель привык воспринимать интернет-контент. Интернет-контент дается достаточно маленькими порциями. Ролик на пять минут или видео с котиком, который упал с дивана, будет всегда популярнее, чем оскароносный фильм. И появляются какие-то новые форматы – например, то, что делал Паша Костомаров со «Сроком»… Понятно, что это политический проект, но есть и другие проекты! Меня поразил недавний проект: какой-то обычный человек, не документалист, живет в каком-то маленьком городе. И вот он выходит на улицу, ставить камеру и снимает – а там вообще ничего не происходит. И собака не пробежит! Он долго держит это длинным кадром и говорит: «Блин, ну ни хрена же не происходит! Ну чё за город!». В этот же вечер другой выпуск этого же блога. Человек этот ходит по разным точкам этого же города и снимает, как там ничего не происходит. Это как сегодня ставили фильм – «уехать или не уехать из деревни» – та же самая идея, но она показана другим образом. Это маленькими кусочками целый цикл. И это так смешно, так захватывающе и так свежо! Естественно, это нельзя смотреть долго и не всем понравится. Но в этом какая-то современность восприятия что ли. Может быть, документальное кино в том высоком смысле, в котором оно представлено на канале «Россия», оно уже из области эстетизированного высокого искусства, как опера, у которой есть свой преданный зритель, а современному зрителю нужна какая-то совершенно новая пластика подачи документального материала, которая еще, может быть, не найдена. Но эти проекта типа «Срока», типа блогов этих авторских – может быть, они дают вектор в каком-то новом направлении что ли. У меня нет ответа. Это вопросы, которыми я задаюсь. Тот, кто найдет ответ, будет очень успешным известным богатым человеком.
Алевтина Чинарова: Я все-таки считаю, что не форма подачи материала прежде всего интересует зрителей. Я не знаю, может быть, я тоже заблуждаюсь. Но мне кажется, что не форма прежде всего привлекает в том числе и молодую аудиторию. Эти кошечки, это же аттракциончик – то, что вы сказали. Он всегда привлекает зрителя! Пластика, согласна, может быть сегодня какая-то другая пластика нужна для молодого зрителя. Но ведь они в ютубе что-то смотрят… Другое дело, что на этом денег не заработаешь.
Валерий Шатин, кинорежиссер, участник конкурса телевизионных документальных фильмов, Москва: Позвольте вам возразить. Первое. Вот эти, как вы сказали, кошечки и все остальное… Если вы просто откроете Википедию и тему «блог» или «блоггер», то вы неожиданно для себя узнаете, что существуют некие люди, которые обладают очень недорогой техникой, самой дешевой и снимают они в интерьерах своей квартиры. При этом количество просмотров у этих людей исчисляется не миллионами даже. У тех, кто раскручен, кто может позволить себе команду, правильную технику, правильного оператора – у тех десятки миллионов зрителей. Это перекрывает телевидение. И это мощнейшим образом развивается. Мало того. Скажу для вас новость. Блогер, у которого даже 10 000 подписчиков, начинает зарабатывать зарплату равную моей. А моя зарплата примерно как у дворника. Если у этого парня, который просто ставит камеру и рассказывает о жизни, появляется миллион подписчиков – чтобы он между делом сказал: «У Алевтины Петровны Чинаровой очень интересный сайт, зайдите», вам придется заплатить миллион рублей. Вы представляете? Это большие очень деньги! Заработать деньги можно! И это все, как это ни крути, тоже некий формат документального кино? Правда же?
Алевтина Чинарова: Документального кино??
Дмитрий Степанов, кинорежиссер, участник конкурса документальны фильмов, Москва: Я считаю, что ютуб – это прекрасно. Это такая быстро растущая площадка для блогеров и прочего контента. Почему у нас миллионные просмотры у клипа Егора Крида? Если отбросить музыкальную составляющую и посмотреть снятые и срежессированные истории, которые за пять минут этого клипа рассказаны – никто спорить не будет, они классно сняты, классно смонтированы и драматургически рассказаны. Я считаю, что за ютубом определенное есть будущее. И мне кажется, что документалистам вполне можно и пересматривать форматы, и интересно тоже как-то подавать материал. Я сам это попробовал. Успехами похвастаться не могу. Мой фильм 16 минут в ютубе посмотрело 16 000 человек. Я считаю, это крайне мало, но попытка – не мало. Надо значит другую тему и другую форму подачи материала. Почему нет? Это же замечательно.
Алевтина Чинарова: Это замечательно, но вот все-таки давайте подумаем – а это действительно документальное кино и документальное искусство? Или это просто высказывания отдельных личностей, которые могут задеть какую-то аудиторию?
Наталья Саврас, кинорежиссер, Екатеринбург: Эту тему по поводу ютуба я достаточно часто обсуждаю с коллегами. Есть коллеги-документалисты, которые очень переживают: «Почему же их (блогеров) так много смотрят, а наши фильмы никто не видит?». На мой взгляд, вообще нет смысла сравнивать. Ютуб, телевидение, кинотеатр - это площадки, на которых представляется тот или иной материал. В случае с ютубом это называется контент, в случае с кинотеатром мы говорим о кинофильмах. Проблема не в том, чтобы использовать какие-то специальные технологии, которыми привлекают большое количество людей. Семечки тоже грызут все, а стейки едят далеко не все. Не нужно снижать качество своего высказывания и его смысл в угоду публике и стараться набрать большое количество просмотров на ютубе. Кино – это совсем другое. Ютуб – это площадка, экран кинотеатра – это площадка, телевидение – это площадка.
Валерий Шатин: Извините, я продолжу свою мысль. Вот тут прозвучало слово «площадка». Точка зрения имеет право на жизнь. Но вот смотрите. Вот сейчас я не могу отделаться от мысли, что даже тема нашей беседы сегодняшней странна. По аналогии. Сидим мы, скажем, году в 80-м и вот обсуждаем компакт-диски. От нас просят этакие, а мы делаем этакие. И вот какие нам диски делать? А между тем в это время уже все профессионалы знают, что компакт-диск ушел. Уже даже на заводе перестали делать эти устройства, в которые можно этот диск вставлять. Это, например, то, что сейчас происходит с DVD. Очень много молодых людей не имеют DVD-привода в своем компьюторе. Им даже некуда этот диск вставить. Мы сейчас говорим про телевидения. Все мы знаем прекрасно эту последовательность. Например, три года назад наш кормилец давал дотацию более чем 600-м фильмам. Я сейчас очень грубо, не буду вдаваться в подробности. В прошлом году – примерно 450-ти. В этом году знаете сколько? 248. И в этих 248-ми фильмах еще какое-то количество резерва, да? Мы про что говорим? Кто нам даст денег, если на всю нашу большую 140 миллионную страны 240 фильмов поддерживает Минкульт? Ну, Минпечати сколько-то поддерживает. Кто еще? Вот может быть, канал центральный какой-то сподобится… Клянусь, мне трудно соревноваться с умным, талантливым молодым парнем. Я дольше в его профессии. Я могу избежать многих огрехов. Он такой же, каким я был в свои 20-30 лет. Но он, подлец, меня обойдет. И это правильно. То есть я аутсайдер получаюсь. Про какой телевизор мы говорим? Кончается телевизор. Вы же сами говорите – не смотрит молодежь телевизор. Понимаете, и нам – коллегам, которые делают кино – как нам прокормиться? Вот тут главный вопрос! Наш прокорм напрямую зависит от востребованности нашего продукта. А востребованность продукта напрямую зависит от качества продукта.
Валерий Шатин, кинорежиссер, участник конкурса телевизионных документальных фильмов, Москва: Позвольте вам возразить. Первое. Вот эти, как вы сказали, кошечки и все остальное… Если вы просто откроете Википедию и тему «блог» или «блоггер», то вы неожиданно для себя узнаете, что существуют некие люди, которые обладают очень недорогой техникой, самой дешевой и снимают они в интерьерах своей квартиры. При этом количество просмотров у этих людей исчисляется не миллионами даже. У тех, кто раскручен, кто может позволить себе команду, правильную технику, правильного оператора – у тех десятки миллионов зрителей. Это перекрывает телевидение. И это мощнейшим образом развивается. Мало того. Скажу для вас новость. Блогер, у которого даже 10 000 подписчиков, начинает зарабатывать зарплату равную моей. А моя зарплата примерно как у дворника. Если у этого парня, который просто ставит камеру и рассказывает о жизни, появляется миллион подписчиков – чтобы он между делом сказал: «У Алевтины Петровны Чинаровой очень интересный сайт, зайдите», вам придется заплатить миллион рублей. Вы представляете? Это большие очень деньги! Заработать деньги можно! И это все, как это ни крути, тоже некий формат документального кино? Правда же?
Алевтина Чинарова: Документального кино??
Дмитрий Степанов, кинорежиссер, участник конкурса документальны фильмов, Москва: Я считаю, что ютуб – это прекрасно. Это такая быстро растущая площадка для блогеров и прочего контента. Почему у нас миллионные просмотры у клипа Егора Крида? Если отбросить музыкальную составляющую и посмотреть снятые и срежессированные истории, которые за пять минут этого клипа рассказаны – никто спорить не будет, они классно сняты, классно смонтированы и драматургически рассказаны. Я считаю, что за ютубом определенное есть будущее. И мне кажется, что документалистам вполне можно и пересматривать форматы, и интересно тоже как-то подавать материал. Я сам это попробовал. Успехами похвастаться не могу. Мой фильм 16 минут в ютубе посмотрело 16 000 человек. Я считаю, это крайне мало, но попытка – не мало. Надо значит другую тему и другую форму подачи материала. Почему нет? Это же замечательно.
Алевтина Чинарова: Это замечательно, но вот все-таки давайте подумаем – а это действительно документальное кино и документальное искусство? Или это просто высказывания отдельных личностей, которые могут задеть какую-то аудиторию?
Наталья Саврас, кинорежиссер, Екатеринбург: Эту тему по поводу ютуба я достаточно часто обсуждаю с коллегами. Есть коллеги-документалисты, которые очень переживают: «Почему же их (блогеров) так много смотрят, а наши фильмы никто не видит?». На мой взгляд, вообще нет смысла сравнивать. Ютуб, телевидение, кинотеатр - это площадки, на которых представляется тот или иной материал. В случае с ютубом это называется контент, в случае с кинотеатром мы говорим о кинофильмах. Проблема не в том, чтобы использовать какие-то специальные технологии, которыми привлекают большое количество людей. Семечки тоже грызут все, а стейки едят далеко не все. Не нужно снижать качество своего высказывания и его смысл в угоду публике и стараться набрать большое количество просмотров на ютубе. Кино – это совсем другое. Ютуб – это площадка, экран кинотеатра – это площадка, телевидение – это площадка.
Валерий Шатин: Извините, я продолжу свою мысль. Вот тут прозвучало слово «площадка». Точка зрения имеет право на жизнь. Но вот смотрите. Вот сейчас я не могу отделаться от мысли, что даже тема нашей беседы сегодняшней странна. По аналогии. Сидим мы, скажем, году в 80-м и вот обсуждаем компакт-диски. От нас просят этакие, а мы делаем этакие. И вот какие нам диски делать? А между тем в это время уже все профессионалы знают, что компакт-диск ушел. Уже даже на заводе перестали делать эти устройства, в которые можно этот диск вставлять. Это, например, то, что сейчас происходит с DVD. Очень много молодых людей не имеют DVD-привода в своем компьюторе. Им даже некуда этот диск вставить. Мы сейчас говорим про телевидения. Все мы знаем прекрасно эту последовательность. Например, три года назад наш кормилец давал дотацию более чем 600-м фильмам. Я сейчас очень грубо, не буду вдаваться в подробности. В прошлом году – примерно 450-ти. В этом году знаете сколько? 248. И в этих 248-ми фильмах еще какое-то количество резерва, да? Мы про что говорим? Кто нам даст денег, если на всю нашу большую 140 миллионную страны 240 фильмов поддерживает Минкульт? Ну, Минпечати сколько-то поддерживает. Кто еще? Вот может быть, канал центральный какой-то сподобится… Клянусь, мне трудно соревноваться с умным, талантливым молодым парнем. Я дольше в его профессии. Я могу избежать многих огрехов. Он такой же, каким я был в свои 20-30 лет. Но он, подлец, меня обойдет. И это правильно. То есть я аутсайдер получаюсь. Про какой телевизор мы говорим? Кончается телевизор. Вы же сами говорите – не смотрит молодежь телевизор. Понимаете, и нам – коллегам, которые делают кино – как нам прокормиться? Вот тут главный вопрос! Наш прокорм напрямую зависит от востребованности нашего продукта. А востребованность продукта напрямую зависит от качества продукта.
Алевтина Чинарова: А вот зависит ли она от качества продукта?
Валерий Шатин: Зачастую да, зачастую нет. Это вам любой профессионал скажет, который экономист. Нерентабельна эта сфера культуры, которая документальное кино. Вообще. Нерентабельна.
Алевтина Чинарова: Как это кино вообще не рентабельно?
Валерий Шатин: Государство, как вы говорили, должно помочь, но государство – все! Мы видим статистику! На поддержку государства рассчитывать бесполезно – это очевидно. У государства свои задачи. Что делать, ребята? Я с интересом начинаю смотреть в сторону этих блогов, ютуба и так далее. Но по-другому надо работать! Видите, даже молодежь встрепенулась, когда мы про ютуб заговорили! Вот где будущее-то! А мы все заскорузлые сидим в 80-х годах. Давайте подумаем! Как спасать нам кино?
Алексей Евстигнеев, кинорежиссер, участник конкурса документальных фильмов, студент ВГИК, Москва: У меня нет ответа на ваш вопрос. Да, вы правы: если вы хотите, чтобы кино смотрели молодые, то борьбу, да, мы ведем с ютубом. Но фишка ютуба в том, что… Да, я пытался работать с ютуб-каналом и думал – может быть правда получится документальное кино… У него (ютуба) есть функция «скип». Кино невозможно смотреть на ускоренном режиме, на режиме пропусков… Это в любом случае восприятие времени. Мы не можем смотреть Тарковского… Нужно пространство для этого. Зритель должен сесть…
Ну при чем тут Юра Дудь? Это журналистика. Это совершенно разные эстетические базы.
Алевтина Чинарова: Мало ли что интересно смотреть людям! Им может быть интересно то, что и не стоит вовсе им смотреть!
Игорь Хрекин, редактор, член отборочной комиссии конкурса телевизионных документальных фильмов, Москва: Игорь Хрекин, член отборочной комиссии телевизионного конкурса. У меня вопрос к производителям кино, к кинорежиссерам, к творцам. Мы сейчас говорили о ютубе, о телевидении… Скажите, пожалуйста, вот те, кто производит кино – вы хотите, чтобы ваши фильмы смотрели на телефоне? Вас устроит этот размер экрана, это разрешение?
Алевтина Чинарова: Ну, кого-то это, может, и устроит… Я знаю, например, во ВГИК приходил Коначаловский с мастер-классом и говорил: «О, как вам сейчас хорошо живется ребята. Вы можете взять телефон и снять кино – пожалуйста!». А если на телефон снял, то и смотри на телефоне.
Борис Печенов, редактор, член отборочной комиссии конкурса документальных фильмов: Борис Печенов, ОТР, член отборочной комиссии. И я в том числе как раз со стороны телевидения занимаюсь тем, что приобретаю для телевидения фильмы готовые. Я категорически против государственной поддержки документального кино. И вот почему. Потому что за свою практику работы с этим вопросом я вижу, что фильмы, сделанные по заказу государства и на гранты, – это фильмы, сделанные в большинстве своем тупо левой ногой для того, чтобы заработать денег. Все. Я не сваливаю в кучу всех, но в большинстве своем… Ежегодно в последний декабрьский месяц к нам бегут люди, приносят кучу всего – поверьте, многие из этих фильмов смотреть сложно! Просто потому что дрянь! Я смотрю, хватаюсь за голову, закрываю глаза… Письмо с заявкой может быть изумительной! Человек деньги получает. Все! У него нет необходимости эти деньги дальше зарабатывать. Ему не нужно дальше делать изумительное кино. От телевидения дальше требование простое в общем-то и ясное: дайте интересное кино! А у нас есть рейтинг. Зритель смотрит или не смотрит.
Алевтина Чинарова: Ааа! Вот Министерство культуры теперь по рейтингу это и определяет.
Борис Печенов: Вот, прекрасно. Зритель смотрит это кино или нет? Если вам это не нравится – пожалуйста, выкладывайте свое кино в ютуб и так далее. Но когда фильмы смотрят максимум единицы! Даже дело не в количество просмотров… Это получается хоум виео. Это может быть хорошо сделанное, интересное какое-то узкому кругу, но не показываемое! Извините, мы печем булки, но если ваша булка сделана гениальным пекарем, но она невкусная, сгоревшая и страшная, ее никто не купит и не будет есть. Рейтинг!
Алевтина Чинарова: Прямо как Мединский…
Борис Печенов: Есть у человека волшебная штучка – пульт от телевизора. Вы можете махать на меня рукой сколько угодно. Но человек переключил канал и все! Насильно его смотреть это не заставишь! У него полторы сотни каналов! И какой бы хороший, духовный, великий фильм вы ни сделали, он его переключил – и все. Кино должно быть интересным! Его должно хотеться смотреть!
Выкрик из зала: Бедный Тарковский!
Юлия Сеферинкина, кинорежиссер, участница конкурс телевизионных документальных фильмов, Москва: Меня зовут Юлия Сеферинкина, и я участница конкурса телевизионных фильмов. На самом деле я журналист в обычной жизни. Я продолжу мысль Бориса. Вот вы сказали, что форма – не самое главное. У меня по этому поводу вопрос к документалистам. Я посмотрела здесь какое-то количество фильмов, не все, конечно. И у меня создалось полное ощущение, что документальное кино снимается для такого междусобойчика. Был ряд картин, которые я считаю, извините меня за грубость, не то что даже непрофессиональными, с точки зрения монтажа и съемок, а вообще откровенным дерьмом. И зал рукоплещет. И такое впечатление, что документалисты работают по каким-то законам, которые существуют только в рамках этого сообщества.
Выкрики из зала: И слава богу!
Юлия Сеферинкина: Да. Нет. Тут ради бога. Я не лезу со своим уставом в чужой монастырь. Просто о каком симбиозе телевидения и документального кино тогда в принципе может идти речь, если телевидение постоянно меняется под законы восприятия, которые существуют в конкретный момент. У людей стало клиповое мышление. Люди перестали читать длинные тексты, им надо разбивать все это картинками. К сожалению, сейчас такая молодежь. И это знает любой телевизионщик. И у телевидения меняется форма. А у документального кино форма не меняется, и, может быть, и слава богу. Но, понимаете, тогда как это может быть интегрировано друг в друга? Не очень понятно…И, вы спрашивали: «Хотите ли вы смотреть документальные фильмы на экране телефона?». У меня вопрос: а вы вообще хотите, документалисты дорогие, чтобы ваши фильмы смотрели? Или вы хотите просто отстоять свое право на то, чтобы показывать то…Я даже не знаю на что. Потому что бесконечный мрачняк в документалистике, который невозможно смотреть много лет! Много лет это не меняется!
Валерий Шатин: Зачастую да, зачастую нет. Это вам любой профессионал скажет, который экономист. Нерентабельна эта сфера культуры, которая документальное кино. Вообще. Нерентабельна.
Алевтина Чинарова: Как это кино вообще не рентабельно?
Валерий Шатин: Государство, как вы говорили, должно помочь, но государство – все! Мы видим статистику! На поддержку государства рассчитывать бесполезно – это очевидно. У государства свои задачи. Что делать, ребята? Я с интересом начинаю смотреть в сторону этих блогов, ютуба и так далее. Но по-другому надо работать! Видите, даже молодежь встрепенулась, когда мы про ютуб заговорили! Вот где будущее-то! А мы все заскорузлые сидим в 80-х годах. Давайте подумаем! Как спасать нам кино?
Алексей Евстигнеев, кинорежиссер, участник конкурса документальных фильмов, студент ВГИК, Москва: У меня нет ответа на ваш вопрос. Да, вы правы: если вы хотите, чтобы кино смотрели молодые, то борьбу, да, мы ведем с ютубом. Но фишка ютуба в том, что… Да, я пытался работать с ютуб-каналом и думал – может быть правда получится документальное кино… У него (ютуба) есть функция «скип». Кино невозможно смотреть на ускоренном режиме, на режиме пропусков… Это в любом случае восприятие времени. Мы не можем смотреть Тарковского… Нужно пространство для этого. Зритель должен сесть…
Ну при чем тут Юра Дудь? Это журналистика. Это совершенно разные эстетические базы.
Алевтина Чинарова: Мало ли что интересно смотреть людям! Им может быть интересно то, что и не стоит вовсе им смотреть!
Игорь Хрекин, редактор, член отборочной комиссии конкурса телевизионных документальных фильмов, Москва: Игорь Хрекин, член отборочной комиссии телевизионного конкурса. У меня вопрос к производителям кино, к кинорежиссерам, к творцам. Мы сейчас говорили о ютубе, о телевидении… Скажите, пожалуйста, вот те, кто производит кино – вы хотите, чтобы ваши фильмы смотрели на телефоне? Вас устроит этот размер экрана, это разрешение?
Алевтина Чинарова: Ну, кого-то это, может, и устроит… Я знаю, например, во ВГИК приходил Коначаловский с мастер-классом и говорил: «О, как вам сейчас хорошо живется ребята. Вы можете взять телефон и снять кино – пожалуйста!». А если на телефон снял, то и смотри на телефоне.
Борис Печенов, редактор, член отборочной комиссии конкурса документальных фильмов: Борис Печенов, ОТР, член отборочной комиссии. И я в том числе как раз со стороны телевидения занимаюсь тем, что приобретаю для телевидения фильмы готовые. Я категорически против государственной поддержки документального кино. И вот почему. Потому что за свою практику работы с этим вопросом я вижу, что фильмы, сделанные по заказу государства и на гранты, – это фильмы, сделанные в большинстве своем тупо левой ногой для того, чтобы заработать денег. Все. Я не сваливаю в кучу всех, но в большинстве своем… Ежегодно в последний декабрьский месяц к нам бегут люди, приносят кучу всего – поверьте, многие из этих фильмов смотреть сложно! Просто потому что дрянь! Я смотрю, хватаюсь за голову, закрываю глаза… Письмо с заявкой может быть изумительной! Человек деньги получает. Все! У него нет необходимости эти деньги дальше зарабатывать. Ему не нужно дальше делать изумительное кино. От телевидения дальше требование простое в общем-то и ясное: дайте интересное кино! А у нас есть рейтинг. Зритель смотрит или не смотрит.
Алевтина Чинарова: Ааа! Вот Министерство культуры теперь по рейтингу это и определяет.
Борис Печенов: Вот, прекрасно. Зритель смотрит это кино или нет? Если вам это не нравится – пожалуйста, выкладывайте свое кино в ютуб и так далее. Но когда фильмы смотрят максимум единицы! Даже дело не в количество просмотров… Это получается хоум виео. Это может быть хорошо сделанное, интересное какое-то узкому кругу, но не показываемое! Извините, мы печем булки, но если ваша булка сделана гениальным пекарем, но она невкусная, сгоревшая и страшная, ее никто не купит и не будет есть. Рейтинг!
Алевтина Чинарова: Прямо как Мединский…
Борис Печенов: Есть у человека волшебная штучка – пульт от телевизора. Вы можете махать на меня рукой сколько угодно. Но человек переключил канал и все! Насильно его смотреть это не заставишь! У него полторы сотни каналов! И какой бы хороший, духовный, великий фильм вы ни сделали, он его переключил – и все. Кино должно быть интересным! Его должно хотеться смотреть!
Выкрик из зала: Бедный Тарковский!
Юлия Сеферинкина, кинорежиссер, участница конкурс телевизионных документальных фильмов, Москва: Меня зовут Юлия Сеферинкина, и я участница конкурса телевизионных фильмов. На самом деле я журналист в обычной жизни. Я продолжу мысль Бориса. Вот вы сказали, что форма – не самое главное. У меня по этому поводу вопрос к документалистам. Я посмотрела здесь какое-то количество фильмов, не все, конечно. И у меня создалось полное ощущение, что документальное кино снимается для такого междусобойчика. Был ряд картин, которые я считаю, извините меня за грубость, не то что даже непрофессиональными, с точки зрения монтажа и съемок, а вообще откровенным дерьмом. И зал рукоплещет. И такое впечатление, что документалисты работают по каким-то законам, которые существуют только в рамках этого сообщества.
Выкрики из зала: И слава богу!
Юлия Сеферинкина: Да. Нет. Тут ради бога. Я не лезу со своим уставом в чужой монастырь. Просто о каком симбиозе телевидения и документального кино тогда в принципе может идти речь, если телевидение постоянно меняется под законы восприятия, которые существуют в конкретный момент. У людей стало клиповое мышление. Люди перестали читать длинные тексты, им надо разбивать все это картинками. К сожалению, сейчас такая молодежь. И это знает любой телевизионщик. И у телевидения меняется форма. А у документального кино форма не меняется, и, может быть, и слава богу. Но, понимаете, тогда как это может быть интегрировано друг в друга? Не очень понятно…И, вы спрашивали: «Хотите ли вы смотреть документальные фильмы на экране телефона?». У меня вопрос: а вы вообще хотите, документалисты дорогие, чтобы ваши фильмы смотрели? Или вы хотите просто отстоять свое право на то, чтобы показывать то…Я даже не знаю на что. Потому что бесконечный мрачняк в документалистике, который невозможно смотреть много лет! Много лет это не меняется!
Алевтина Чинарова: Я что-то не могу понять – вы эту программу видели?
Юлия Сеферинкина: Я видела не всю. Естественно, потому что не успевала и мне моя программа… Но то, что я видела…
Алевтина Чинарова: Вы изумляете. Потому что мрачняка, как вы сказали, очень мало!
Юлия Сеферинкина: Я могу привести пример. Не знаю, есть ли автор этого фильма здесь. Ф ильм этот о Татьяне Самойловой. Почему он такой? Это невозможно смотреть. Это плохо снято, это непонятно почему подобрана эта музыка так, а не по-другому.
Возмущенный голоса из зала: Они владеют истиной! Посмотрите!
Алевтина Чинарова: Вот вы говорите: «Почему так снято?», «Почему?». Вы хотите, чтобы они снято так, как вы считаете нужным?
Юлия Сеферинкина: Нет. Я хочу, чтобы были… Понимаете, существуют законы монтажа…Конкретные претензии. Идет интервью. В кадре на первом плане, не знаю, как это правильно назвать, размытие. На другом интервью совершенно другая стилистика.
Голос из зала: Это уже обсуждение конкретных фильмов. Для этого есть пресс-клуб. Давайте продолжим общую тему!
Наталья Батраева, кинорежиссер, участник конкурса документальных фильмов, Краснодар: Меня зовут Наталья Батраева. Я участник конкурсной программы. И это мой первый фильм, дебют. И я посотрудничала с федеральным каналом. И я считаю, что никакой связи между телевидением и авторским кино быть не может. В моем случае очень заинтересовала тема, все загорелись, все бросились помогать до определенного момента, пока лицо высокопоставленное не сказало, что конкретно и где там должно быть. И когда фильм уже был готов, мне жестко продиктовали, что я должна сделать, подставив своих героев.
Голос из зала: Формат!
Наталья Батраева: Даже не формат. Я не понимаю, что это было. Мне сказали точно, что я должна сделать, что я должна поставить. Мне прислали какое-то видео. И потом… у меня ответственность перед моими героинями. Это Донбасс, это война. У меня жесткие очень условия. Я сказала, что я их не подставлю ни под каким видом. И тогда они сделали это просто за меня… Они сидели, перемонтировали мой фильм и сказали, что через десять дней мы его пустят в эфир. Я сказала: «Вы заставляете меня предавать моих героев?». Не буду говорить, что было после этого… В итоге я бежала со своими материалами. И грозила судами и всем прочим. И отказались ли они от своей идеи, я не знаю до сих пор. Это предательство, эти люди убивают!
Аплодисменты.
Алевтина Чинарова: А вы договор подписывали?
Наталья Батраева: Они нарушают. Для них нет никаких условий договора. Все пункты, они все игнорируют.
Андрей Шемякин, председатель отборочной комиссии фестиваля, сценарист, кинокритик, Москва: Наташа, я вас должен поздравить, потому что в вашем конкретном случае вы поступили совершенно справедливо. Более того, ваша «Донецкая Вратарница» вызвала большие дискуссии и в нашей отборочной среде, и на «Лучезарном ангеле», куда я тоже отбираю картины. В итоге она была принята. Надеюсь, что зритель у нее будет. Картина сделана поперек всех законов! Потому что она идет за героиней! Которая верит в богу и считает, что все, что с ней происходит – правильно. При этом война! Какая чернуха? Поразительная картина! Чрезвычайно интересная! Так вот. В ответ на вопрос о фильме Паши Мирзоева. Вероятно, мне надо принести неповинную голову, потому что именно ваш покорный слуга попросил режиссера дать свою авторскую версию. Потому что в Выборге показали версию продюсерскую, где все было устранено, что вас раздражает, а в результате фильм получился никакой. И все были в ужасе и не знали, что делать. Поскольку автор сценария, наша коллега, глубокоуважаемая Эльга Лындина, она тоже была в шоке. Я попросил, чтобы была авторская версия. Дальше можно принимать, не принимать. Но это профессиональная работа, просто автор сделал то, что считал нужным. И вот теперь вопрос: кто в доме хозяин? Это действительно проблема. Договора, например. Это проблема отношений, это проблема много чего. Но мы не это сейчас обсуждаем. Меня беспокоит, что мы повернули совсем в другую сторону, в то время как Алевтина Петровна говорила не только о том, как спасти, но и вообще о том, что происходит! В 2005 году, в свое время, дирекция фестиваля, Георгий Александрович не даст соврать, пошла навстречу нам, потому что мы первые забили тревогу. Но не в отношении того, кто и кого там тиранит, а в отношении интеграции языка одного в другой. И что документальное кино становилось все больше и больше под влиянием телевидения. И…не форматы даже. Это было потом. А тут уже и длина интервью, и многое-многое другое. Сколько секунд можно держать кадр, чтобы не было скучно? Вдруг появляются законы восприятия извне, а не изнутри. Но не от вашей зрительской активности! Зрительская активность только увеличивает потенциал того, что она смотрит. Это было потрясающее структурное решение: дать двух председателей жюри. Один был телевизионный – Владелен Арсеньев, а второй художественный, кинематографический председатель, Андрей Арсеньевич Смирнов. В результате гран-при, кто помнит, получил Виктор Косаковский за «Тише!», а специальный приз жюри – Герц Франк за «Флешбэк». Но это было потрясающее жюри, которое приняло вызов, потому что было предложено отметить разные тенденции, выбрать из них нечто. Что имело бы выход в будущее.
Давайте теперь посмотрим, что происходит с телевидением. Вы меня, конечно, простите, но для начала сегодняшний системный кризис телевидения связан, в частности, с тем, что каналы клонировались. И это произошло еще в девяностые годы, когда «НТВ+», «НТВ++», «НТВ+++» и так далее. Был съеден потрясающий канал «Российский университет». Потрясающий канал высочайшего класса. Из-за чего? Из-за того, что рейтинг полтора процента, как объяснял мне господин Золотаревский. И что дальше? Поднимайте другими способами! На это есть сетка, на это есть слоты, на это есть руководство канала, которое так или иначе работает. Почему документалисты должны становиться жертвами? А вот союзниками они стать могут. Но это другой разговор, это другая постановка проблемы. Иначе получается, что мы замыкаемся в наших замечательных авторских амбициях, а нам говорят: «Вы просто не умеете делать кино». В итоге разговор глухих.
Сейчас мы имеем дело со сложнейшей ситуацией, потому что хвост вытащишь – нос увязнет. Что ни возьми – везде кризис. Поэтому отношения… Первое, что скажу: негде писать! Если иметь в виду наш цех, критический. Сужается до невозможного площадка, где это можно делать, обсуждать. Круглый стол – это единственное место, где можно хоть что-то! Второе. Все бездоказательно! Идут самые общие ссылки. Не считайте саморекламой, но тут я опять попал в число тех, с кем захотели увидеть интервью. У блогеров молодых, которые имеют свой блог. Сколько там? Меня совершенно не касалось. Я внезапно стал персонажем. Естественно, я тут же перевел стрелки в обратную сторону, и мы сняли их в нашей программе «Кино и новые технологии». Тем не менее, я убедился, что там совершенно другая система отсчета. Почему-то возникает желание всех под одну гребенку. Но это разные вещи! Да, в блоге другая система восприятия. Можно быть загипнотизированным количеством просмотров. И что дальше? А кино… Вот тот же самый Тарковский оказался совершенно репертуарным режиссером, только количество просмотров оказалось не на три минуты, а на тридцать лет. И его время пришло. Поэтому ты скажи мне, Валерий Владимирович, сколько раз можно включить этот самый ютуб – посмотрели, забыли. И что из этого можно сделать тому же документалисту, который этот ютуб уже имеет ввиду как часть той среды, с которой он тоже должен работать. Пока у нас система таких маленьких гетто друг для друга. Не просто узкого круга. Мы все это уже тысячу раз проходили. Возьмите методички ЦК КПСС. Все там сказано. И про то, что для народа делали, и про то, чтобы правильно освещали деятельность правящей партии и так далее. Сегодня, когда говорят профессионалы почти тем же самым языком, приходя к тем же самым оргвыводам, это уже становится весело.
Телевидение – штука дорогая. Оно денег не приносит. Его держат другие люди в других целях. И расширить как раз площадку для документальных фильмов, увеличить количество слотов – это очень серьезно, это совсем другая история.
Юлия Сеферинкина: Я видела не всю. Естественно, потому что не успевала и мне моя программа… Но то, что я видела…
Алевтина Чинарова: Вы изумляете. Потому что мрачняка, как вы сказали, очень мало!
Юлия Сеферинкина: Я могу привести пример. Не знаю, есть ли автор этого фильма здесь. Ф ильм этот о Татьяне Самойловой. Почему он такой? Это невозможно смотреть. Это плохо снято, это непонятно почему подобрана эта музыка так, а не по-другому.
Возмущенный голоса из зала: Они владеют истиной! Посмотрите!
Алевтина Чинарова: Вот вы говорите: «Почему так снято?», «Почему?». Вы хотите, чтобы они снято так, как вы считаете нужным?
Юлия Сеферинкина: Нет. Я хочу, чтобы были… Понимаете, существуют законы монтажа…Конкретные претензии. Идет интервью. В кадре на первом плане, не знаю, как это правильно назвать, размытие. На другом интервью совершенно другая стилистика.
Голос из зала: Это уже обсуждение конкретных фильмов. Для этого есть пресс-клуб. Давайте продолжим общую тему!
Наталья Батраева, кинорежиссер, участник конкурса документальных фильмов, Краснодар: Меня зовут Наталья Батраева. Я участник конкурсной программы. И это мой первый фильм, дебют. И я посотрудничала с федеральным каналом. И я считаю, что никакой связи между телевидением и авторским кино быть не может. В моем случае очень заинтересовала тема, все загорелись, все бросились помогать до определенного момента, пока лицо высокопоставленное не сказало, что конкретно и где там должно быть. И когда фильм уже был готов, мне жестко продиктовали, что я должна сделать, подставив своих героев.
Голос из зала: Формат!
Наталья Батраева: Даже не формат. Я не понимаю, что это было. Мне сказали точно, что я должна сделать, что я должна поставить. Мне прислали какое-то видео. И потом… у меня ответственность перед моими героинями. Это Донбасс, это война. У меня жесткие очень условия. Я сказала, что я их не подставлю ни под каким видом. И тогда они сделали это просто за меня… Они сидели, перемонтировали мой фильм и сказали, что через десять дней мы его пустят в эфир. Я сказала: «Вы заставляете меня предавать моих героев?». Не буду говорить, что было после этого… В итоге я бежала со своими материалами. И грозила судами и всем прочим. И отказались ли они от своей идеи, я не знаю до сих пор. Это предательство, эти люди убивают!
Аплодисменты.
Алевтина Чинарова: А вы договор подписывали?
Наталья Батраева: Они нарушают. Для них нет никаких условий договора. Все пункты, они все игнорируют.
Андрей Шемякин, председатель отборочной комиссии фестиваля, сценарист, кинокритик, Москва: Наташа, я вас должен поздравить, потому что в вашем конкретном случае вы поступили совершенно справедливо. Более того, ваша «Донецкая Вратарница» вызвала большие дискуссии и в нашей отборочной среде, и на «Лучезарном ангеле», куда я тоже отбираю картины. В итоге она была принята. Надеюсь, что зритель у нее будет. Картина сделана поперек всех законов! Потому что она идет за героиней! Которая верит в богу и считает, что все, что с ней происходит – правильно. При этом война! Какая чернуха? Поразительная картина! Чрезвычайно интересная! Так вот. В ответ на вопрос о фильме Паши Мирзоева. Вероятно, мне надо принести неповинную голову, потому что именно ваш покорный слуга попросил режиссера дать свою авторскую версию. Потому что в Выборге показали версию продюсерскую, где все было устранено, что вас раздражает, а в результате фильм получился никакой. И все были в ужасе и не знали, что делать. Поскольку автор сценария, наша коллега, глубокоуважаемая Эльга Лындина, она тоже была в шоке. Я попросил, чтобы была авторская версия. Дальше можно принимать, не принимать. Но это профессиональная работа, просто автор сделал то, что считал нужным. И вот теперь вопрос: кто в доме хозяин? Это действительно проблема. Договора, например. Это проблема отношений, это проблема много чего. Но мы не это сейчас обсуждаем. Меня беспокоит, что мы повернули совсем в другую сторону, в то время как Алевтина Петровна говорила не только о том, как спасти, но и вообще о том, что происходит! В 2005 году, в свое время, дирекция фестиваля, Георгий Александрович не даст соврать, пошла навстречу нам, потому что мы первые забили тревогу. Но не в отношении того, кто и кого там тиранит, а в отношении интеграции языка одного в другой. И что документальное кино становилось все больше и больше под влиянием телевидения. И…не форматы даже. Это было потом. А тут уже и длина интервью, и многое-многое другое. Сколько секунд можно держать кадр, чтобы не было скучно? Вдруг появляются законы восприятия извне, а не изнутри. Но не от вашей зрительской активности! Зрительская активность только увеличивает потенциал того, что она смотрит. Это было потрясающее структурное решение: дать двух председателей жюри. Один был телевизионный – Владелен Арсеньев, а второй художественный, кинематографический председатель, Андрей Арсеньевич Смирнов. В результате гран-при, кто помнит, получил Виктор Косаковский за «Тише!», а специальный приз жюри – Герц Франк за «Флешбэк». Но это было потрясающее жюри, которое приняло вызов, потому что было предложено отметить разные тенденции, выбрать из них нечто. Что имело бы выход в будущее.
Давайте теперь посмотрим, что происходит с телевидением. Вы меня, конечно, простите, но для начала сегодняшний системный кризис телевидения связан, в частности, с тем, что каналы клонировались. И это произошло еще в девяностые годы, когда «НТВ+», «НТВ++», «НТВ+++» и так далее. Был съеден потрясающий канал «Российский университет». Потрясающий канал высочайшего класса. Из-за чего? Из-за того, что рейтинг полтора процента, как объяснял мне господин Золотаревский. И что дальше? Поднимайте другими способами! На это есть сетка, на это есть слоты, на это есть руководство канала, которое так или иначе работает. Почему документалисты должны становиться жертвами? А вот союзниками они стать могут. Но это другой разговор, это другая постановка проблемы. Иначе получается, что мы замыкаемся в наших замечательных авторских амбициях, а нам говорят: «Вы просто не умеете делать кино». В итоге разговор глухих.
Сейчас мы имеем дело со сложнейшей ситуацией, потому что хвост вытащишь – нос увязнет. Что ни возьми – везде кризис. Поэтому отношения… Первое, что скажу: негде писать! Если иметь в виду наш цех, критический. Сужается до невозможного площадка, где это можно делать, обсуждать. Круглый стол – это единственное место, где можно хоть что-то! Второе. Все бездоказательно! Идут самые общие ссылки. Не считайте саморекламой, но тут я опять попал в число тех, с кем захотели увидеть интервью. У блогеров молодых, которые имеют свой блог. Сколько там? Меня совершенно не касалось. Я внезапно стал персонажем. Естественно, я тут же перевел стрелки в обратную сторону, и мы сняли их в нашей программе «Кино и новые технологии». Тем не менее, я убедился, что там совершенно другая система отсчета. Почему-то возникает желание всех под одну гребенку. Но это разные вещи! Да, в блоге другая система восприятия. Можно быть загипнотизированным количеством просмотров. И что дальше? А кино… Вот тот же самый Тарковский оказался совершенно репертуарным режиссером, только количество просмотров оказалось не на три минуты, а на тридцать лет. И его время пришло. Поэтому ты скажи мне, Валерий Владимирович, сколько раз можно включить этот самый ютуб – посмотрели, забыли. И что из этого можно сделать тому же документалисту, который этот ютуб уже имеет ввиду как часть той среды, с которой он тоже должен работать. Пока у нас система таких маленьких гетто друг для друга. Не просто узкого круга. Мы все это уже тысячу раз проходили. Возьмите методички ЦК КПСС. Все там сказано. И про то, что для народа делали, и про то, чтобы правильно освещали деятельность правящей партии и так далее. Сегодня, когда говорят профессионалы почти тем же самым языком, приходя к тем же самым оргвыводам, это уже становится весело.
Телевидение – штука дорогая. Оно денег не приносит. Его держат другие люди в других целях. И расширить как раз площадку для документальных фильмов, увеличить количество слотов – это очень серьезно, это совсем другая история.
Голос из зала: Спорно
Андрей Шемякин: Ничего не спорно. Я делаю на «Культуре» передачу больше пятнадцати лет и неплохо знаю, что происходит внутри. Так вот. Когда канал «Культура» задумывался, он именно так и задумывался – чтобы переломить стереотип в отношении документального кино. Чтобы можно было смотреть, можно было показывать. В другом месте была бы невозможна программа о документальном кино. Но при этом общая ситуация – она в целом не остается прежней. Потому что документальное кино сегодня – это не просто набор людей, каждый из которых что-то там такое делает. Это уже становится серьезным, об этом начинают говорить. Но площадь тем, связанных с документальным кино – здесь уже свои табу серьезнейшие, включая форму подачи любых конфликтов, которые вокруг. Самый последний пример, совершенно конкретный. Наш со Светой Насенковой замечательный друг, ныне покойный, Эдуард Джафаров – один из лучших стрингеров. Профессия, которая практически исчезла. Это люди, которые работают в горячих точках и снимают материал. Про это на нашем фестивале был фильм Ильяса Богатырева и Сережи Холодного.
Голос из зала: Про это была трагедия недавно
Андрей Шемякин: Так вот это уже серьезно. Область, которой может коснуться документалистика, она расширяется. А вот табу для той же документалистики на телевизионных каналах – и я не говорю о цензуре – наоборот, все больше и больше. И люди ищут ответов у этих модных людей, которые берут интервью у других модных людей. Сколько сегодня смотрит того же Шерия? И так далее, и так далее. Ребят, тогда давайте смотреть на всю эту ситуацию, не выпадая из нее и не требуя: «Давайте в нее войдем срочно на правах бедных родственников». А посмотреть, что сегодня вот в языке кино документального может быть принято документалистами не только как неким сообществом… А быть хотя бы терпимее в оценках работ друг друга. А может быть, кто-то уже разведал нечто. Чрезвычайно интересно! Я не могу сейчас предложить рецепты и оргвыводы. Я скорее наоборот – считаю необходимым открыть глаза и посмотреть на всю картину системно. Тогда многие стереотипы просто отпадут! Спасибо.
Аплодисменты.
Алексей Барыкин: Про Ютуб мы уже говорили. Я хочу еще расширить круг площадок. Во-первых, я хотел бы коротко ответить на вопрос: «Хотели ли бы вы, чтобы ваши фильмы смотрели с экрана телефона?». То, что я сейчас снял для большого экрана, я не хочу, чтобы это даже по телевизору смотрели. Я хочу, чтобы это было на большом экране. То, что для телевидения, – на телевидении. Я готов специально думать о том, как сделать такой формат, чтобы он смотрелся на экране сотового телефона, и снять специально для сотового телефона. Я не хочу, чтобы те фильмы, которые я сейчас снял, на нем показывали. Но я готов какой-то другой фильм сделать для сотового телефона. Почему нет? Я хочу сказать, что, благодаря фильму, который я снял недавно, для меня открылась совершенно новая зона. Дистрибьютор, который сказал: «Слушай, мы думаем, что твой фильм будет смотреться, мы готовы его купить», и вот такая огромная россыпь площадок интернет. Первые – это Айтюнс и Гугл-плей – сказали: «Мы твой фильм будем продавать». Большая сеть интернет-кинотеатров – одни продают треки, другие продают аренду трека, третьи продают доступ платный по подписке, четвертые вставляют туда рекламу и так далее. Гугл-плей, Айтюнс продают и приносят хорошую выручку с фильмов. Дальше – большая тройка сотовых операторов МТС, Мегафон и Билайн. У них свои онлайн-кинотеатры, где тоже фильмы по копеечке монетизируются. После этого идут все эти сервисы: Амедиатека, Око, ТВ-завр и так далее. И после этого идет интересная сеть спутниковых каналов, у которых тоже свой специфический способ монетизации. Это Триколор, Виасад и другие. И вот все это дело – как бы с него не соберешь, как какой-нибудь голливудский блокбастер: два уикенда – и ты собрал. Но в принципе если это покупается, то тебе по копеечке капает-капает-капает… И через три года тебе накапало так, что окупился этот фильм. Жить так, конечно, невозможно – ждать три года, пока накапает. Но если я снял сейчас, потом еще, еще и три года так – получается, что я снял уже новое, а мне капает с десяти-двадцати предыдущих. Это, вообще-то говоря, бизнес. И на это можно жить. При условии, что все фильмы будут востребованы. А тут я должен с каждым фильмом не прогадать, что будут смотреть. И вот мы опять возвращаемся к вопросу… Я же пытался опять поднять вопрос не о ютубе как площадке, не о блогах, не о Дуде, а о пластике восприятия зрителя. Если зритель начал мысль по-другому, значит либо мы говорим, что он плохой, и начинаем против ветра, против истории плевать, либо мы принимаем, что ветер продул уже мимо, и мы пытаемся за ним бежать, идти в ногу и чувствовать время, которое вокруг нас. Это тоже вопрос дискуссионный.
Алевтина Чинарова: Конечно, это надо учитывать и воспринимать.
Валерий Шатин: На секунду, еще одна реплика. Я абсолютно за то, чтобы мои фильмы смотрели на экране мобильного телефона. Мне абсолютно плевать, где будут смотреть. Если кино интересное, его будут смотреть везде. И современная, прежде всего молодежная аудитория должна смотреть везде. Просто надо, чтобы он интересно смотрелся, был короткой формы и цеплял зрителя. Так что я за телефон.
Наталья Саврас: Весь этот спор про количество просмотров… Очень часто возникает разговор о том, что «а вот на телевидении смотрят миллионы, а вот в ютубе смотрят миллионы, а ваше кино никому не нужно и его никто не смотрит поэтому». Собственно, есть искусство, а есть масс-маркет. И, если все искусство будет стремиться к тому, чтобы стать масс-маркетом, искусства просто-напросто не останется. А смысл искусства заключается в том, чтобы выявлять новое, обновлять язык, на котором искусство разговаривает, чтобы появлялись какие-то новые формы и так далее. И возможность экспериментировать и ошибаться дорого стоит. Поэтому я, например, считаю, что Министерство культуры должно финансировать кино и это одна из его важнейших функций должна быть. Государство должно заниматься образованием и развитием духовно-нравственного потенциала своего народа.
Алевтина Чинарова: Умница!
Аплодисменты.
Андрей Шемякин: Ничего не спорно. Я делаю на «Культуре» передачу больше пятнадцати лет и неплохо знаю, что происходит внутри. Так вот. Когда канал «Культура» задумывался, он именно так и задумывался – чтобы переломить стереотип в отношении документального кино. Чтобы можно было смотреть, можно было показывать. В другом месте была бы невозможна программа о документальном кино. Но при этом общая ситуация – она в целом не остается прежней. Потому что документальное кино сегодня – это не просто набор людей, каждый из которых что-то там такое делает. Это уже становится серьезным, об этом начинают говорить. Но площадь тем, связанных с документальным кино – здесь уже свои табу серьезнейшие, включая форму подачи любых конфликтов, которые вокруг. Самый последний пример, совершенно конкретный. Наш со Светой Насенковой замечательный друг, ныне покойный, Эдуард Джафаров – один из лучших стрингеров. Профессия, которая практически исчезла. Это люди, которые работают в горячих точках и снимают материал. Про это на нашем фестивале был фильм Ильяса Богатырева и Сережи Холодного.
Голос из зала: Про это была трагедия недавно
Андрей Шемякин: Так вот это уже серьезно. Область, которой может коснуться документалистика, она расширяется. А вот табу для той же документалистики на телевизионных каналах – и я не говорю о цензуре – наоборот, все больше и больше. И люди ищут ответов у этих модных людей, которые берут интервью у других модных людей. Сколько сегодня смотрит того же Шерия? И так далее, и так далее. Ребят, тогда давайте смотреть на всю эту ситуацию, не выпадая из нее и не требуя: «Давайте в нее войдем срочно на правах бедных родственников». А посмотреть, что сегодня вот в языке кино документального может быть принято документалистами не только как неким сообществом… А быть хотя бы терпимее в оценках работ друг друга. А может быть, кто-то уже разведал нечто. Чрезвычайно интересно! Я не могу сейчас предложить рецепты и оргвыводы. Я скорее наоборот – считаю необходимым открыть глаза и посмотреть на всю картину системно. Тогда многие стереотипы просто отпадут! Спасибо.
Аплодисменты.
Алексей Барыкин: Про Ютуб мы уже говорили. Я хочу еще расширить круг площадок. Во-первых, я хотел бы коротко ответить на вопрос: «Хотели ли бы вы, чтобы ваши фильмы смотрели с экрана телефона?». То, что я сейчас снял для большого экрана, я не хочу, чтобы это даже по телевизору смотрели. Я хочу, чтобы это было на большом экране. То, что для телевидения, – на телевидении. Я готов специально думать о том, как сделать такой формат, чтобы он смотрелся на экране сотового телефона, и снять специально для сотового телефона. Я не хочу, чтобы те фильмы, которые я сейчас снял, на нем показывали. Но я готов какой-то другой фильм сделать для сотового телефона. Почему нет? Я хочу сказать, что, благодаря фильму, который я снял недавно, для меня открылась совершенно новая зона. Дистрибьютор, который сказал: «Слушай, мы думаем, что твой фильм будет смотреться, мы готовы его купить», и вот такая огромная россыпь площадок интернет. Первые – это Айтюнс и Гугл-плей – сказали: «Мы твой фильм будем продавать». Большая сеть интернет-кинотеатров – одни продают треки, другие продают аренду трека, третьи продают доступ платный по подписке, четвертые вставляют туда рекламу и так далее. Гугл-плей, Айтюнс продают и приносят хорошую выручку с фильмов. Дальше – большая тройка сотовых операторов МТС, Мегафон и Билайн. У них свои онлайн-кинотеатры, где тоже фильмы по копеечке монетизируются. После этого идут все эти сервисы: Амедиатека, Око, ТВ-завр и так далее. И после этого идет интересная сеть спутниковых каналов, у которых тоже свой специфический способ монетизации. Это Триколор, Виасад и другие. И вот все это дело – как бы с него не соберешь, как какой-нибудь голливудский блокбастер: два уикенда – и ты собрал. Но в принципе если это покупается, то тебе по копеечке капает-капает-капает… И через три года тебе накапало так, что окупился этот фильм. Жить так, конечно, невозможно – ждать три года, пока накапает. Но если я снял сейчас, потом еще, еще и три года так – получается, что я снял уже новое, а мне капает с десяти-двадцати предыдущих. Это, вообще-то говоря, бизнес. И на это можно жить. При условии, что все фильмы будут востребованы. А тут я должен с каждым фильмом не прогадать, что будут смотреть. И вот мы опять возвращаемся к вопросу… Я же пытался опять поднять вопрос не о ютубе как площадке, не о блогах, не о Дуде, а о пластике восприятия зрителя. Если зритель начал мысль по-другому, значит либо мы говорим, что он плохой, и начинаем против ветра, против истории плевать, либо мы принимаем, что ветер продул уже мимо, и мы пытаемся за ним бежать, идти в ногу и чувствовать время, которое вокруг нас. Это тоже вопрос дискуссионный.
Алевтина Чинарова: Конечно, это надо учитывать и воспринимать.
Валерий Шатин: На секунду, еще одна реплика. Я абсолютно за то, чтобы мои фильмы смотрели на экране мобильного телефона. Мне абсолютно плевать, где будут смотреть. Если кино интересное, его будут смотреть везде. И современная, прежде всего молодежная аудитория должна смотреть везде. Просто надо, чтобы он интересно смотрелся, был короткой формы и цеплял зрителя. Так что я за телефон.
Наталья Саврас: Весь этот спор про количество просмотров… Очень часто возникает разговор о том, что «а вот на телевидении смотрят миллионы, а вот в ютубе смотрят миллионы, а ваше кино никому не нужно и его никто не смотрит поэтому». Собственно, есть искусство, а есть масс-маркет. И, если все искусство будет стремиться к тому, чтобы стать масс-маркетом, искусства просто-напросто не останется. А смысл искусства заключается в том, чтобы выявлять новое, обновлять язык, на котором искусство разговаривает, чтобы появлялись какие-то новые формы и так далее. И возможность экспериментировать и ошибаться дорого стоит. Поэтому я, например, считаю, что Министерство культуры должно финансировать кино и это одна из его важнейших функций должна быть. Государство должно заниматься образованием и развитием духовно-нравственного потенциала своего народа.
Алевтина Чинарова: Умница!
Аплодисменты.
Алевтина Чинарова: Кто-нибудь еще хочет высказаться?
Юноша из зала: Здравствуйте, меня зовут Семен, я занимаюсь видеосъемкой. И я согласен с точкой зрения Юлии – документальное кино создает впечатление, что это очень скучно. Когда я увидел билет на открытие: смотрю «фестиваль кино» – о, круто. Потом – «документальное». Ну, думаю, будет скучно. Я помню фильмы, которые нам показывали в школе. Они были очень скучные, просто невозможно смотреть. Но, когда я пришел сюда на открытие, там показывали фильм про Курилы. Это было очень круто снято. В плане съемки, сюжета. И меня это зацепило. И у меня полностью перевернулось отношение к документальному кино. Мне кажется, что кто-то умеет подносить это, а кто-то нет. И надо просто уметь показать свое кино.
Алевтина Чинарова: Во всяком случае ясно, что фестиваль проводится не зря!
Женщина из зала: На самом деле вот девушка из зала уже высказала часть того, что я хотела сказать. Меня зовут Марина, я домохозяйка. Я хотела с самого начала на фестиваль попасть, но не получилось – только сейчас пришла. Хотела бы сказать Борису Печенову, что я полностью не согласна, что документальное кино должно быть рейтинговым. Вопрос: зачем вообще снимается документальное кино? Мне кажется, затем, чтобы донести что-то людям, свои мысли, и чтобы люди задумались о чем-то, изменили как-то свое сердце, свой ум, жизнь. У нас уже есть развлекательное кино. Пусть оно развлекает, участвует в рейтингах. У документального кино все-таки другая функция. Я согласна, что государство должно поддерживать. Другое дело кого и как – это уже другая тема для разговора. Но поддержка людей, которые этим занимаются, должна быть. И хотела бы сказать режиссерам-документалистам: снимайте свои фильмы и старайтесь донести до зрителя любыми способами, которые сегодня существуют. Не брезгуйте ничем. Документальное кино, как мне кажется, это единственное, что сегодня у нас осталось, что вообще может к лучшему что-то изменить. И затронуть человеческую душу! Потому что люди мельчают как-то. Те же самые рейтинги: «Мы хотим развлекаться, мы хотим что-то легкое, смешное, нам скучно, мы не хотим долго смотреть, размышлять, думать». Ни в коем случае! Снимайте, доводите до зрителя и воспитывайте человеческую душу, чем всегда документальное кино и занималось.
Аплодисменты.
Алевтина Чинарова: Спасибо вам большое! Ну что, я думаю, что мы начали разговор… Сейчас мы будем подводить итог. Но я прошу вас – и документалисты, и те, кто смотрят просто кино, и домохозяйки в том числе – я прошу вас подумать о тех вопросах, которые мы здесь сегодня подняли. И, может быть, как-то свою точку здесь высказать, а если вы напишете – будет вообще замечательно.
Наталия Гугуева, кинорежиссер, участница конкурс документальных фильмов, Москва: Я, конечно, хотела отсидеться. Но вижу Демежко, которая грозно мне сказала выступить. Наталия Гугуева, режиссер, сценарист, продюсер. Мне кажется, что я везде – я и на телевидении, и на фестивалях. Поэтому мне понятна и одна, и другая сторона. Мне кажется, что у моих фильмов хорошо складывается и телевизионная, и фестивальная судьба, и зрительская. Не хотелось бы сейчас спорить. Мне кажется, что нужно начать с изучения зрителя. Каждый режиссер, автор должен снимать то, что он хочет, то, что он считает нужным, а потом искать своего зрителя и не обижаться, если его фильм не попадает, например, на федеральный канал. Если автор хочет, чтобы смотрели на каком-то определенном канале, надо изучать зрителя федеральных каналов. Через людей, которые там работают и которым вы доверяете. Есть один из главных принципов федерального канала: я его формулирую так – рассказать неизвестное об известном. Большинство наших фильмов, сделанных (при поддержке) министерства культуры, этого принципа не придерживается. Есть определенные темпоритмы. Формат для меня жестко существует только для очень средних работ на телевидении. Если работа какая-то очень яркая и зрительская, она пройдет, и будет нарушение форматов и по хронометражу. У меня последние два фильма – и «Форсаж. Возвращение», и «Кто такой этот Кустурица» – находили слоты и в игровом на Первом канале. Час тридцать два, ломался хронометраж. У меня есть фильм «Тимур. Последний полет», где первые две с половиной минуты идут вообще без текста на образных кадрах, и никто мне не сказал, что есть этот принцип телевидения, что с пятой секунды надо, чтобы начинался текст. Большинство моих фильмов идет без дикторского текста. Это тоже нарушение формата. В телевидении тоже масса этих проблем, телевидение тоже должно слышать документалиста. Когда говорят, что люди не смотрят серьезное кино, – это тоже неправда. Иногда бывают какие-то исторические фильмы, фильмы про Великую Отечественную войну. И мне очень жалко, что иногда фильмы моих коллег попадают к низкому звену редакторов, которые сразу их отметают. Бывает и такое. Я не защищаю полностью телевидение. У меня предложение слышать друг друга, изучать законы восприятия зрителя, изучать, какая зрительская аудитория у другого канала. И еще такой момент – правильно Наталья сказала, что телевидение – это больше техническая площадка. Ошибки там тоже существуют – что пойдет, что не пойдет. Рейтинг, к сожалению, тоже играет роль. Иногда мне говорят: «Мой фильм будут смотреть». Я говорю: «Хорошо. Ты согласен, если будет низкий рейтинг, заплатить ущерб? Если ты уверен – пожалуйста!». Примирить очень хочется! Мы на канале это обсуждаем – когда каких-то моих коллег не берут в эфир, а я считаю, что нужно было бы их взять. Телевидение тоже перестраховывается время от времени. Телевидению тоже надо развиваться, смотреть, что происходит и в нашей среде, и смотреть, как развиваются наши темы и наши герои.
Юноша из зала: Здравствуйте, меня зовут Семен, я занимаюсь видеосъемкой. И я согласен с точкой зрения Юлии – документальное кино создает впечатление, что это очень скучно. Когда я увидел билет на открытие: смотрю «фестиваль кино» – о, круто. Потом – «документальное». Ну, думаю, будет скучно. Я помню фильмы, которые нам показывали в школе. Они были очень скучные, просто невозможно смотреть. Но, когда я пришел сюда на открытие, там показывали фильм про Курилы. Это было очень круто снято. В плане съемки, сюжета. И меня это зацепило. И у меня полностью перевернулось отношение к документальному кино. Мне кажется, что кто-то умеет подносить это, а кто-то нет. И надо просто уметь показать свое кино.
Алевтина Чинарова: Во всяком случае ясно, что фестиваль проводится не зря!
Женщина из зала: На самом деле вот девушка из зала уже высказала часть того, что я хотела сказать. Меня зовут Марина, я домохозяйка. Я хотела с самого начала на фестиваль попасть, но не получилось – только сейчас пришла. Хотела бы сказать Борису Печенову, что я полностью не согласна, что документальное кино должно быть рейтинговым. Вопрос: зачем вообще снимается документальное кино? Мне кажется, затем, чтобы донести что-то людям, свои мысли, и чтобы люди задумались о чем-то, изменили как-то свое сердце, свой ум, жизнь. У нас уже есть развлекательное кино. Пусть оно развлекает, участвует в рейтингах. У документального кино все-таки другая функция. Я согласна, что государство должно поддерживать. Другое дело кого и как – это уже другая тема для разговора. Но поддержка людей, которые этим занимаются, должна быть. И хотела бы сказать режиссерам-документалистам: снимайте свои фильмы и старайтесь донести до зрителя любыми способами, которые сегодня существуют. Не брезгуйте ничем. Документальное кино, как мне кажется, это единственное, что сегодня у нас осталось, что вообще может к лучшему что-то изменить. И затронуть человеческую душу! Потому что люди мельчают как-то. Те же самые рейтинги: «Мы хотим развлекаться, мы хотим что-то легкое, смешное, нам скучно, мы не хотим долго смотреть, размышлять, думать». Ни в коем случае! Снимайте, доводите до зрителя и воспитывайте человеческую душу, чем всегда документальное кино и занималось.
Аплодисменты.
Алевтина Чинарова: Спасибо вам большое! Ну что, я думаю, что мы начали разговор… Сейчас мы будем подводить итог. Но я прошу вас – и документалисты, и те, кто смотрят просто кино, и домохозяйки в том числе – я прошу вас подумать о тех вопросах, которые мы здесь сегодня подняли. И, может быть, как-то свою точку здесь высказать, а если вы напишете – будет вообще замечательно.
Наталия Гугуева, кинорежиссер, участница конкурс документальных фильмов, Москва: Я, конечно, хотела отсидеться. Но вижу Демежко, которая грозно мне сказала выступить. Наталия Гугуева, режиссер, сценарист, продюсер. Мне кажется, что я везде – я и на телевидении, и на фестивалях. Поэтому мне понятна и одна, и другая сторона. Мне кажется, что у моих фильмов хорошо складывается и телевизионная, и фестивальная судьба, и зрительская. Не хотелось бы сейчас спорить. Мне кажется, что нужно начать с изучения зрителя. Каждый режиссер, автор должен снимать то, что он хочет, то, что он считает нужным, а потом искать своего зрителя и не обижаться, если его фильм не попадает, например, на федеральный канал. Если автор хочет, чтобы смотрели на каком-то определенном канале, надо изучать зрителя федеральных каналов. Через людей, которые там работают и которым вы доверяете. Есть один из главных принципов федерального канала: я его формулирую так – рассказать неизвестное об известном. Большинство наших фильмов, сделанных (при поддержке) министерства культуры, этого принципа не придерживается. Есть определенные темпоритмы. Формат для меня жестко существует только для очень средних работ на телевидении. Если работа какая-то очень яркая и зрительская, она пройдет, и будет нарушение форматов и по хронометражу. У меня последние два фильма – и «Форсаж. Возвращение», и «Кто такой этот Кустурица» – находили слоты и в игровом на Первом канале. Час тридцать два, ломался хронометраж. У меня есть фильм «Тимур. Последний полет», где первые две с половиной минуты идут вообще без текста на образных кадрах, и никто мне не сказал, что есть этот принцип телевидения, что с пятой секунды надо, чтобы начинался текст. Большинство моих фильмов идет без дикторского текста. Это тоже нарушение формата. В телевидении тоже масса этих проблем, телевидение тоже должно слышать документалиста. Когда говорят, что люди не смотрят серьезное кино, – это тоже неправда. Иногда бывают какие-то исторические фильмы, фильмы про Великую Отечественную войну. И мне очень жалко, что иногда фильмы моих коллег попадают к низкому звену редакторов, которые сразу их отметают. Бывает и такое. Я не защищаю полностью телевидение. У меня предложение слышать друг друга, изучать законы восприятия зрителя, изучать, какая зрительская аудитория у другого канала. И еще такой момент – правильно Наталья сказала, что телевидение – это больше техническая площадка. Ошибки там тоже существуют – что пойдет, что не пойдет. Рейтинг, к сожалению, тоже играет роль. Иногда мне говорят: «Мой фильм будут смотреть». Я говорю: «Хорошо. Ты согласен, если будет низкий рейтинг, заплатить ущерб? Если ты уверен – пожалуйста!». Примирить очень хочется! Мы на канале это обсуждаем – когда каких-то моих коллег не берут в эфир, а я считаю, что нужно было бы их взять. Телевидение тоже перестраховывается время от времени. Телевидению тоже надо развиваться, смотреть, что происходит и в нашей среде, и смотреть, как развиваются наши темы и наши герои.
Алевтина Чинарова: Спасибо, Наташа. Это очень важный вопрос – вопрос зрителя, и, конечно, я призываю здесь и представителей телевидения, и представителей кинематографа. И ждать зрителя умного, тонкого, а не того, который любит какой-то жареный факт, который не обладает никакой культурой. Я призываю и телевидение, и кино стремиться сделать зрителя умнее, заинтересованнее, глубже и приучать его к подлинного искусству, а не к жвачке и котикам.
Борис Печенов: Господа кинематографисты! Когда вы делаете фильм для телевидения, состоящий из нескольких серий, пожалуйста, имейте в виду и думайте, как его будут потом показывать. Потому что когда сериал из трех серий – первая 52 минуты, вторая 26, а третья – 44, как по телевидению его показывать? Спасибо.
Андрей Титов: У нас как-то размежевание идет: телевидение против документалистики, а для меня должно быть размежевание по линии плохое и хорошее. Да, есть плохое телевизионное кино, есть плохое документальное кино. Есть хорошее телевизионное кино, есть хорошее документальное кино. Так вот хорошие должны дружить с хорошими! А плохих не делать – ай-ай-ай!
Смех, аплодисменты. Реплика из зала: «И не быть такими самодовольными и самодостаточными».
Ирина Снежинская, продюсер, Екатеринбург: Добрый вечер, Снежинская Ирина, продюсер. Я по поводу зрителя хочу сказать. Мы когда показываем в Доме кино фильмы своей компании, нам, конечно, хочется, чтобы режиссеры видели полный зал. И тогда мы понимаем, что зал этот надо собрать. Если просто повесить афишу, то, конечно, никто никуда не придет. Молодежь нас очень интересует. И некоторых мы просто затаскиваем. Однажды мы показывали в небольшом городе области четырехсерийную эпопею «Равная величайшим битвам» о работе тыла в Великую Отечественную войну. И мы буквально школьников, молодежь затаскивали. И мы буквально закрыли дверь! Мы подумали – они начнут смотреть, учителя успокоятся, и они убегут. И мы взяли и закрыли дверь. Минут через десять мы дверь открыли. Это был первый день, первая серия. И никто почему-то не ушел. На второй день пришло еще больше народа. Сработал «сарафан». Мы поняли, что главное – молодежь затащить! Их надо заставить это смотреть. И тогда они становятся наши. Они говорят: «Мы же этого никогда не видели!». Эту ерунда, что они привыкли какому-то клиповому мышлению! Это полная глупость! Мы их сами так учим, показывая им двухсекундные вырванные синхроны – мы их заставляем так смотреть, и они думают, что это правильно. На самом деле, когда мы заставляем их начать смотреть хорошее кино, они его смотрят и потом ходят! Молодой человек вот этому пример! Дети хотят смотреть. Они просто не знают, где, что и как.
О фестивале
Открытый фестиваль документального кино «РОССИЯ» - один из старейших смотров документального кино в нашей стране, который ежегодно показывает наиболее полную картину жизни многонационального и мультикультурного российского и постсоветского общества. Фестиваль традиционно проводится в начале октября в Екатеринбурге. В 2018 году благодаря использованию гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов, стало возможным проведение наряду с конкурсом документальных фильмов, конкурса телевизионных документальных фильмов.
